Content
«Мы не можем позволить заморозить Нормандский процесс или Минский процесс. Мы должны искать решения. … Мы должны искать компромиссы, если хотим вернуть оккупированные территории обратно. Я хочу их вернуть. И я категорически не приемлю позицию «давайте отрежем и забудем»
Публикуем выжимку интервью Министра иностранных дел Украины. Главный дипломат страны говорит о Минском и Нормандском форматах и новых вызовах, которые стоят перед МИДом. Перевод на русский и английские языки – неофициальный; в случае разночтения необходимо обратиться к украинскому оригиналу на портале «Европейской правды».
[…]
— Еще вопрос о России. Может ли коронавирус разрушить санкции?
— Россия искренне на это надеется. Они заходят издалека и предлагают из гуманитарных соображений отказаться от тех санкций, которые мешают бороться с коронавирусом. Пока о снятии санкций, принятых в ответ на российскую агрессию против Украины, они прямо не говорят. Но мы прекрасно понимаем логику их действий. Мы работаем, чтобы не допустить этого сценария. И сказать, что кто-то в Европе не понимает их стратегии, у меня язык не повернется.
«МИД должен иметь роль в Минском процессе»
— Кто руководит украинской дипломатией?
— Президент Украины.
— А закон «О дипломатической службе» считает, что это должен делать Министр иностранных дел.
— Кроме закона, есть Конституция Украины. Но ясно, что топ-менеджером украинской дипломатии является Министр иностранных дел.
— Ваш предшественник, Вадим Пристайко, признавал, что имел определенное разделение полномочий с главой Офиса Президента Украины Андреем Ермаком. У вас есть подобное разделение?
— Мне никакие распределения по наследству не перешли, но очевидно, что в Украине сформировалась институциональная инфраструктура для работы с оккупированными территориями. На уровне правительства это Вице-премьер и Министр по вопросам реинтеграции Алексей Резников. Андрей Ермак как человек, глубоко погруженный в Минский и Нормандский процессы, также занимается этими вопросами. Но это не значит, что Министерство иностранных дел не участвует в этом процессе.
Когда я сюда пришел три недели назад, коллеги мне рассказали, что за последние полгода вовлеченность МИДа в Минский процесс постоянно снижалась. Я считаю, что МИД должен быть вовлечен в этот процесс, должен быть игроком. И движущей силой с нашей стороны должны быть два института, которые я упомянул (во главе с Резниковым и Ермаком — ЕП).
Что же касается Нормандского формата, то, очевидно, ведущая роль принадлежит МИДу, это классический дипломатический формат.
— Я правильно понимаю, что вы обвиняете Пристайко в том, что из-за него снизилась роль МИДа в Минске?
— Боже упаси! Мы с Вадимом Владимировичем слишком давно знакомы, чтобы понимать логику действий друг друга и поддерживать друг друга. Мы с ним внешнеполитические единомышленники. У меня даже в мыслях никогда не было его обвинять. Если вы проследите публичные заявления министра Пристайко, вы увидите, что он очень много комментировал и по поводу «Минска», и по поводу «Нормандии».
Просто на разных этапах истории, начиная с 2014 года, МИД в разной степени вовлекался в эти процессы. В 2014 году МИД был везде, был максимально вовлечен. Затем Администрация Президента начала играть более активную роль. То есть это процесс, а не предмет для обвинений.
— Сейчас МИД снова будет «везде»?
— Нет. Я убежден, что он не должно быть везде. Каждый должен делать свою работу.
— Вы говорите, что будете больше вовлечены в вопросы «Нормандии» и «Минска». Если вы увидите, что там происходит что-то, что вредит Украине, вы готовы сказать «нет»?
— Безусловно. Вы о чем вообще?
— Сейчас такого не произошло?
— Нет.
— 11 марта в Минске было парафировано…
— Нет, это не международный правовой документ, чтобы его парафировать. Был подписан протокол о результатах заседания.
— С ним все ок? Ведь в приложении говорится о формате Консультативного совета …
— Приложение никто не подписывал.
— То есть оно с Украиной не согласовано?
— Оно не подписано. Более того, вы же следите за развитием событий и видите, что ситуация вокруг Консультативного совета не развивается.
— Это не случайно?
— Ну, это вам надо провести журналистское расследование.
… Структура трехсторонней контактной группы осталась неизменной. Там есть напавшее государство – Россия, и государство, которое защищается – Украина, и ОБСЕ посередине. Позиция МИД очень четкая: и Министерство, и я лично как Министр выступаем против любого переформатирования ТКГ.
Что касается Консультативного совета, то, когда я стал министром, этот вопрос уже прорабатывался, и я был поставлен перед фактом, что такой процесс уже существует. Но, как я уже сказал, сейчас ситуация вокруг Консультативного совета не развивается.
— Каковы для нас «красные линии» в вопросе Донбасса?
— У нас есть только одна «красная линия» – это государственная граница Украины.
— Как-то мало. Если будет государственная граница и внутри федерализованое государство — это окей?
— Я вас умоляю! Нет. Для меня, как для Министра иностранных дел и как для гражданина Украины, – абсолютно недопустимый сценарий, когда один, два или три региона Украины будут иметь больше прав влиять на внутриполитические и внешнеполитические решения Украины, чем другие регионы. А «красная линия» — это государственная граница Украины, и РФ должна выйти за эту линию не только формально, выведя свои вооруженные подразделения, своих советников и своих агентов влияния, но и выйти за нее полноценно.
«Приднестровизацию» Донбасса мы не рассматриваем»
— Когда будет саммит «Нормандии»?
— Работаем на те даты, на которые предварительно соглашались — с апреля. Но все зависит от стабилизации ситуации с коронавирусом или способности придумать формат виртуального саммита. Ну и, конечно, на саммит надо выходить с конкретными результатами.
— У вас есть ожидания, что мы можем на апрель выйти с какими результатами?
— У меня нет ожиданий, у меня есть работа. Мы не можем позволить заморозить Нормандский процесс или Минский процесс. Мы должны искать решения. Не будет так, как, возможно, надеется часть украинского общества, все просто пройдет, и все будет классно. Мы должны искать компромиссы, если хотим вернуть оккупированные территории обратно. Я хочу их вернуть. И я категорически не приемлю позицию «давайте отрежем и забудем».
В Париже был подписан конкретный документ, где намечена дальнейшая логика событий. И мы хотим, чтобы был обмен пленными, прекращение огня, чтобы происходили процессы, которые позволят нам выйти на очередной саммит в нормандском формате.
— Россия не выполняет даже первый пункт «Минска», о прекращении огня, а мы говорим о выполнении 12-го пункта — о выборах. В чем необходимость?
— Безусловно, не может быть выборов без безопасности. Но если мы не будем об этом говорить, не будем готовиться к моменту, когда выборы состоятся – мы просто потратим время. Но еще раз подчеркиваю, что выборов без безопасности не будет.
— Когда они могут произойти теоретически?
— Я не нахожусь в пространстве гипотетических решений. У нас погибают солдаты, у нас есть раненые. Это — отсутствие безопасности. Будет безопасность, будет прекращение огня, тогда начнем рассчитывать, когда мы все на практике будем готовы для проведения выборов.
— Была идея, что Украина за год должна выбрать план дальнейших действий на Донбассе.
— Президент Украины говорил в интервью, что не может вечно ждать конструктивную позицию России, и у меня нет сомнений, что президент объективно оценивает ситуацию. Но наша цель в том, чтобы различными инструментами стимулировать движение в правильном направлении. Никто не будет через год отказываться от оккупированных территорий. Это наша земля, наши люди, и мы будем за них бороться.
— Была идея «заморозить» конфликт. Условно, отрезать, но не отказаться.
— Я вас умоляю! У нас же есть прекрасный пример того, что происходит, если затягивать это все на десятилетия – это Приднестровье. Я убежден, что в обществе найдется часть людей, которые будут поддерживать этот сценарий. Но лично я выступаю против.
— То есть мы «приднестровизацию» не рассматриваем?
— Нет.
— Что же произойдет, когда пройдет этот условный год?
— Мы всегда будем искать сценарий, пути, шаги для того, чтобы украинский флаг вернулся в Симферополь, Донецк, Луганск.
Источник: «Европейская правда»